В рамках конкурса  от ЖЖ юзера rualev

http://www.livejournal.com/users/rualev/182008.html

Глава первая, в которой происходит немыслимое святотатство, взбудоражевшее город Заволжск

    Патриархальный Заволжск, как тому свидетельствуют исторические хроники, всегда был местом спокойным и благолепным, все бунты, мятежи и тревоги мирские обходили его стороной, и даже  Емелька Пугачев, дерзнувший встать воровским своим лагерем близ сего богоспасаемого града, был вынужден в ужасе отступить, как свидетельствует церковное предание, будучи повергнут чудесным образом слепоте, которая наслала на него чудотворная икона Заволжской божьей матери.
    С той баснословной поры, сей образ стал главной и наиболее почитаемой иконой Заволжска,и ,украшенный золотым окладом и бесчисленными самоцветами, обретался в главном соборе города;  толпы паломников ежегодно приходили к ней, и владыке Митрофанию и в голову не могло прийти, что этому может прийти конец.
    Однако же известно, что стоит в Заволжске подуть чуть малейшему ветерку перемен - и жди беды. Подует со страшной силой ураган - и ничего хорошего ждать не предвидется.
    Беда пришла нынче утром , когда владыке Митрофанию доложили страшную весть о том, что этой ночью чудотворный образ был злодейски похищен. Наскоро проведенное расследование показало, что единственным свидетелем, который мог дать показания, был церковный сторож, однако из-за сильного повреждения рассудка , случившегося с ним той ночью, никаких вразумительных показаний он дать не мог. Несчастный беспрестанно озирался и причитал: "Бесы, бесы пришли!" и добавлял, с выражением непередаваемого ужаса "Лазоревый шуршик! чур меня, чур! лазоревый шуршик!".
    Более чудовищные открытия были сделаны в материальной сфере - как выяснилось, массивная железная решетка с окна была снята и все края её были опалены явным адским пламенем, равно как и длинные болты, которыми пропавшая икона была навеки (как тщились думать прихожане) была прикреплена к стене собора.
    Если бы эта кража произошла в другое время, то последствия были бы менее чудовищными, но как назло, святотатство случилось за 10 дней до храмового праздника, дня почитания этой иконы, и в город уже скоро начнут съезжаться бесчисленные паломники на поклонение.
    В связи с чрезвычайной ситуацией,  все лучшие умы города Заволжска собрались в кабинете полицмейстера Лагранжа - сам Лагранж, прокурор Матвей Бенционович Бердичевский, владыка Митрофаний и его духовная дочь инокиня Пелагия...


Глава вторая, в которой появляются весьма нелишние в данной истории персонажи


   День у статского советника Эраста Петровича Фандорина не задался с самого утра. Вначале он так и не смог провести свой ежеутренний ритуал японской гимнастики на пару со своим камердинером Масой. Вызванно это было тем, что охотнорядские молодцы, возмущенные небывалым количеством внебрачных младенцев с явными признаками японской национальности, а также многочисленным уроном, нанесенным женской добродетели, сговорились проучить любвеобильного камердинера, для чего подкараулили и жестоко его отлупили. Дзюдзицу и разные ниндзевские заморочки оказались бессильны против русского дрына и вот уже второй день Маса отлеживался, залечивая многочисленные ушибы, и ругая на чем свет стоит неполиткорректность и ксенофобию русского среднего класса.
   Кроме того, статский советник мучился от безделия - всех крупных злодеев он уже переловил, а заниматься мелкими прохиндеями он считал ниже своего достоинства. Вследствии чего, сослуживцы , поднаторевшие в борьбе именно с мелкими жуликами, получали больше всех внимания и похвал начальства, что не могло не задевать болезненного самолюбия Фандорина, о делах которого все уже стали потихоньку забывать...
   Вдобавок присланные с утра многочисленные счета за английский костюм, бриолин и патроны для "герсталя" красноречиво говорили Эрасту Петровичу, что его фининсовое положение весьма плачевно.
   - Ну что ж, д-друг Маса, - медленно произнес Фандорин, - нас может спасти только новое дело... Ну а пока, перед крупным делом нам надо отдохнуть, развеяться. Погостить в каком нибудь богоспасаемом городишке, где самым чудовищным преступлением были бы кража кур и нарушение акцизных тарифов, и где полицмейстеры пьют горькую от невыносимого безделья. Едем в Заволжск!

Глава третья, в котором определяется круг подозреваемых

  - Неслыханное, святотатственное дело, - владыка Митрофаний не мог сдерживать свой клокочущий священный гнев. - Похитить образ накануне праздника - мог только закоренелый, неисправимый безбожник. Не смею и помыслить, что это мог сделать кто-то из наших горожан, не мог сей аспид и ехидна в образе человеческом взрасти на нашей благословенной почве.
  - Я тоже об этом подумал, ваше преосвященство - сказал прокурор Матвей Бенционович, вынимая обширный листок со множеством пометок. Безусловно - это дело рук заезжих марлевихеров. Мы составили список лиц, которые приехали в наш город накануне кражи, думаю нам следует сосредоточить наше внимание на этих людях...
  - А я бы, - вставил своё веское слово полицмейстер Лагранж, -лучше бы взял за жабры сторожа, вдруг он еще что-нибудь скажет. И я не стал бы так, ничтоже сумняшеся, отметать и версию о местных жителях. Поскольку , хоть наш город в большинстве своем православный, но инородцев и иноверцев здесь хватает. В том числе и тех, кто иконопочитание мнит идолопоклонством и в силу гордыни своей глумится над православием. Лютеране, магометане, да и еще кой-какие народцы... 
  - Па-азвольте! На кого это вы намекаете? - вскипятился Матвей Бенционович. Вы-таки опять антисемитствуете. Все мои соплеменники, проживающие здесь, крещены, и все обряды соблюдают, а что же до благочестия, то уж получше кой-кого из русских. Вы тут свои черносотенные замашки отставьте!
 - Уймитесь, оглашенные! - громовым басом прервал спорящих Митрофаний. - Вы бы о деле лучше б говорили , чем суесловием заниматься. Матвей, зачитай список.
 "Экие они они петухи... Нет, чтоб о деле рассуждать - опять подраться норовят " - думала Пелагия, тихо постукивая спицами в уголке (владыка разрешил ей присутствовать при заседании) Ей тоже не терпелось высказать свое мнение о деле, но сан монахини, а особливо строгий наказ Митрофания молчать и слушать, не дозволяли ей вмешаться в разговор.
 - Итак, - продолжал прокурор, - во первых, князь Борис Чхартишвили...грузин. Личность эксцентричная и авантюрная. Непонятно чего он тут делает, ходит и всё вынюхивает, говорит, что якобы пишет роман.
 - Знаем мы таких романистов-нигилистов - проворчал полицмейстер.- Был тут у нас один социалист. Ульянов, помнится его была фамилия, тоже говорил, что литератор.
 - Кстати, о нигилистах...Вот номер второй очень даже подозрителен. Никанор Полуэктович Богомазов, студент, приехал на каникулы. Весьма оригинальных воззрений о Боге и религии, второй Базаров. Этот мог спереть не поморщиться, из одних только атеистических побуждений.
  Владыка Митрофаний многозначительно кивнул головой и промолвил:
 - Продолжай.
 - Третий номер...ну тут ничего такого , кроме чина... статский советник Эраст Петрович Фандорин, гений сыска, широко известный в Первопрестольной...
 - Собственной персоной, - раздался голос. Все оглянулись. В дверях стоял красивый брюнет с седыми висками. Пелагия выронила вязание, а чуть оправившись, тут же начала читать про себя молитву об избавлении от плотского соблазна, что было очень кстати, ибо у господина была внешность дявольски красивого сердцееда.
 - П-простите, я чуть п-припозднился, - произнес Эраст Петрович. - Что же дальше у вас в списке?
 - Номер четвертый. Абрам Мордехаевич Либерзон, коммерсант из Бобруйска. Ничего плохого о нем сказать не могу...
 - Еще бы - полушепотом произнес полиймейстер, но владыка бросил на него пламенный взор и Лагранж осекся.
 - Номер пятый - поручик Ржевский, весьма дурных наклонностей, вполне мог позариться на бриллианты и оклад
 - Ну уж нет, - нахмурился владыка, -сей конечно многогрешен, но ведь несть человека, кто жив и не согрешит. Он святотатсвовать не будет. Поручусь за него. Я с ним в одном полку служил... когда еще был мирянином и о Боге не помышлял.
 - Ну, остались только дамы...Вера Павловна Чернышевская,  подозрительна, из политических. Проездом из тобольской губернии, где отбывала ссылку. И еще графиня Александра Лазаревна Шурочкина-Пенкина - ну тут копать особенно нечего, подозрений никаких...
 - Вы так п-полагаете, Матвей Бенционович? - чуть насмешливо произнес Фандорин. - Р-разрешите указать вам маленькую н-неточность насчет этой персоны. Это не Александра Лазаревна Шурочкина-Пенкина. Это граф Александр Шурочкин-Пенкин, известный в кругах московских с-содомитов под кличкой ... (Фандорин сделал эффектную паузу) Л-лазоревый шуршик!


Глава четвертая, где началась такая кутерьма, что хоть святых выноси

  В этот раз, услышав роковые слова брюнета, Пелагия не только уронила вязание, но всплеснула руками, смахнула ближаший графин и отскочив, опрокинула два шкафа с филёрскими донесениями. За что и была с позором изгнана Митрофанием за дверь, тем более, что разговор приобретал фривольный оттенок, явно не для ушей монахини. Разумеется, Пелагию было остановить трудно, и она принялась подслушивать за дверью и даже провертела вязальной иглой дырочку для подглядывания.
 - Да, Эраст Петрович, но для чего содомитам сдалась эта икона? - недоуменно спросил Лагранж. -Люди они, как правило аристократы и денег у них куры не клюют, сдались им эти бриллианты и золото.
 - А вот зачем. Я наводил справки, - тут при этих словах Фандорин густо покраснел, как будто ожидая, что все начнут  выпытывать где, и каким способом он эти сведения раздобыл, однако ж провинциальное целомудрие присутствующих не позволило задать вопросы на эту тему, - так вот, граф Шурочкин-Пенкин всерьез вынашивал идеи создания церкви для содомитов, исхлопотать разрешение им венчаться, а также исключить содомский греха из списка смертных грехов. Однако ж разумеется, ничего добиться он не смог. Икона, я полагаю ему нужна или своей церкви, или же он решил отомстить церковным иерархам за их неполиткорректность и жестокосердие к правам содомитов.
   Воцарилось молчание. Все сидели насупленные. Да уж, столичный фрукт... пришел, увидел, победил. В один момент нашел ключ к разгадке.
 - Ну а теперь, господа, к делу, - прибрал Фандорин бразды правления. - Сегодня вечером состоится бал у князя Моисеева, предводителя местных содомитов...естественно , б-бал особый, куда женщин не подпускают на пушечный выстрел. Я бы попросил вас, Л-лагранж, содействовать, чтобы полиция оцепила особняк и никого не вы-выпустила. Возможно, нам придется перерыть весь дом. Убедительная просьба, господа, не п-предпринимайте накаких маскарадов с переодеваниями, проникать в особняк буду я сам. Вы мне будете только м-мешать.
  В этот момент Матвей Бенционович обнаружил на столе камень, завернутый в бумагу.
 - Ч-что это г-господа? - спросил он так, будто заразился заиканием от Фандорина, хотя никогода таким недугом не страдал. - Откуда эта з-записка?
 - Должно быть, кто-то со двора, в окно забросил...пока мы вашу заполошную монахиню в чувство приводили - произнес Лагранж и развернул бумагу:
   Там был несколько слов, написаных с помощью вырезнных букв из газеты, (Епархиальные ведомости, сразу определил Митрофаний):
   "Икона у нас. Даем вам 10 дней на то, чтобы собрать выкуп в 100.000 рублей ассигнациями. Иначе она сгорит. О месте передачи денег сообщим позднее"

Глава пятая, где описывается не лазоревый шуршик, а голубой огонек

 - И думать не смей!  - пророкотал владыка на Пелагию столь громовым голосом, что зазвенели стекла, - Прокляну! отлучу! расстригу! ишь чего удумала - на бал к содомитам! Забыла, что ли , оглашенная, слова Писания: "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых...и собрание развратителей"
 - Так то - муж! - парировала Пелагия. - А я женщина.
 - Ты не женщина, ты Невеста Христова! Жених невесту одну на бал не отпустит!
 - Одну не отпустит. А разве вы не говорили, что Жених наш всегда рядом с нами пребывает? - озорно улыбнулась Пелагия.
 - Уф, утомила ты меня... грехи мои тяжкие. Ничего не поделаешь, возьму грех на себя...И так знаю, что сама туда полезешь аки мотылёк на свечку.
   В этот вечер у князя Моисеева состоялся бал, какого патриархальный Заволжск никогда не видел. (И больше не увидит, как клятвенно обещал полицмейстер Лагранж). Кавалеры были блистательны, дамы были восхитительны, но только если смотреть на них издали. Фандорин одетый японским принцем и его верный слуга Маса, переодетый толстой и коротконогой гейшей казались еще не самыми несуразными. При ближайшем рассмотрении оказывалсь, что у дам жилистые ладонии, кадыкастые шеи, и лица с явно свежевыбритой, но прорастающей щетиной. "Впрочем нет" - думал Матвей Бенционович, "вон тот рыженький очень даже ничего, вот только шея у него слишком кадыкастая, у женщин такого не бывает. Он даже мне немного нравится". Но тут он замотал головой - что за вздор, при его безупречной семейной жизни, одиннадцати детях - заглядываться на существо чёрт знает какого среднего пола.
   Меж тем существо, будучи представленно князю Моисееву, грациозно поклонилось, и явным женским голосом представилось:
 - Аполлон Лисицин, из дворян московской губернии...
   "Как Лисицын? да позвольте, это не брат ли Пелагии здесь ошивается? Ничего себе - сестра монашка и брат содомит.. экий рокамболь!". Он захотел приблизится к рыжему существу поближе, но тут грянула мазурка, и Матвею Бенционовичу пришлось опять танцевать этот проклятый танец, вполголоса ругаясь на Лагранжа, который во-первых поминутно наступал ему на ноги, а во-вторых не пожелал сбривать усы, отчего он был одет как мужчина, а нашему прокурору - пришлось вырядится дамой, что, при его явно неказистой внешности, делало его старой и уродливой каргой. Когда же мазурка отгремела, Матвей Бенционович хотел снова разглядеть рыжее создание, но его больше не было видно.
   Меж тем конфераньсе, милая дама, с едва заметной щетиной и кривыми ногами, объявила выступление "звезды московского бомонда", певицы Шурочки Лазаревой.
   "Ого! Это наверно и есть тот лазоревый шуршик", -сказал себе Пелагия, поправляя фальшивый кадык (разумеется, рыжее существо, пленившее Матвея Бенционовича, и была Пелагия). "Думаю, пока она поёт - я могу спокойно пролезть в ее гримерную и где-нибудь спрятаться и подслушать"
    Вначале всё складывалось замечательно. Пелагии удалось без труда пролезть в гримерную, но только она собралась ознакомится с содержимым стоящей на столе шкатулки, как услышала шаги и спряталась за креслом в глубине комнаты. Вошел мужчина, но кто он не было видно. Приглядевшись, в тусклом свете ночника, монахиня увидала, что мужчина был в маске. Он принялся рыться в шкатулке, на несколько секунд он приподнял маску, и Пелагия, которая как на грех, была без очков, потянулась ближе. И разумеется, опрокинула кресло, отскочив, опрокинула шкаф, трюмо, диван и всю мебель, какая была в комнате. Ночник погас, и Пелагия осталась в темноте. Бросилась наугад к двери, и тут некто схватил ее за горло... В этот момент, фальшивый резиновый кадык с грохотом лопнул, руки душителя соскользнули, и Пелагия, с криком "во имя Отца, Сына и Святаго Духа" трижды ткнула наугад спицей в темноту. Раздался дикий крик, Пелагия завизжала еще громче, так, что заглушила хилые всхлипы певицы на этсраде. Услышав крик, Лагранж, чьи нервы от долгого пребывания в содомитском кругу уже были на пределе, громовым голосом выкрикнул "Ахтунг!"
   Это был сигнал, и в тот же миг во все окна и двери с грохотом вломилась полиция...

 продолжение следует